09.07.2012 в 17:24
Пишет Girhasha:Тоамна и Зан'Дар, пока без названия. Отрывок деcятый.
Совместно с Altavista
На этот раз часть почти полностью посвящена Тоамне.
На этот раз первыми вернулись запахи. Лекарств и крови, те самые, которые всегда окружали Зан’Дара, и по этой причине ставшие привычными для нее самой. Что ж, значит, она в лазарете, а судя по последнему, что она помнит – у своих.
Тоамна лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к себе, пытаясь разобраться в возвращающихся ощущениях. Удивительно, но голова сейчас была совсем ясной: подводило лишь восприятие всего того, что ее окружало. Тело ощущалось совсем чужим, было страшно пошевелиться, потому что казалось, что оно не послушается. Все еще больно: где-то слева тягучей пульсацией, отзываясь на дыхание, прокатываясь по всему телу, но вполне терпимо. Дышать было трудновато еще и из-за того, что почти все тело было достаточно туго перебинтовано. Грудная клетка и, кажется, даже еще ниже – Тоамна пока еще плохо понимала.
«Куда же он меня все-таки рубанул? По ребрам, ниже? Кости, интересно, целы?».
Шаманке казалось, что она уже пыталась очнуться, но каждый раз проваливалась обратно – то ли сама, то ли ее до поры просто не пускали. Зан’Дар ей говорил об этом: больной в сознании во время работы – помеха, да и потом лучше ему какое-то время пролежать в забытье или сне. Тогда ему будет легче, когда все-таки придет в себя.
Звуки: потрескивание огня слишком тихое для жаровен, летом их почти не жгли. Звуки: потрескивание огня слишком тихое для жаровен, летом их почти не жгли. Свечи или факел, значит, сейчас ночь. Негромкие, редкие и короткие разговоры: похожи, переговариваются лекари, переговариваются спокойно, значит, запарка после боя уже миновала. Сколько же прошло времени?
Кто-то из лекарей, должно быть, совсем рядом: то ли сидит у постели, то просто стоит неподалеку. Троллиха слышала дыхание, слышала, как он двигается. Шаманка не без труда открыла глаза: темно, откуда-то сбоку – мягкий свет огня. Тоамна была не уверена, что вообще что-то сможет произнести, а глаза еще мало что различали, и она вполне могла ошибиться, но с губ уже само собой сорвалось:
- Зан’Дар...
- Я здесь.
Он коснулся лба девушки, а потом привычно погладил жесткие пряди волос.
- Я рад, что ты очнулась. Хотя я не сомневался, что так и будет. Дорак прекрасно поработал.
Он и вправду не сомневался: не было причин. Когда после первых часов стало ясно, что девушка упорно цепляется за жизнь, они все смогли вздохнуть свободнее. Дорак успел вовремя: вытащил всех троих, хотя, после всего и сам настолько обессилел, что впору было ложиться в лазарет. Но теперь забот будет меньше: нужно лишь вовремя менять повязки, обрабатывать раны и следить, чтобы в них не попала инфекция.
- Только не подумай, что я сидел здесь все это время, - Зан’Дар улыбнулся, продолжая гладить ее волосы, - Я знал, когда кончится действие снотворного.
Он пришел не потому, что волновался за нее, и уж конечно, к постели женщины его привел отнюдь не романтический умысел. Для шамана это был вопрос чести. Он не хотел, чтобы в момент пробуждения Тоамны рядом был Дорак или кто-нибудь другой. Это с самого начала было его, Зан’Дара, дело, и его ответственность – не по праву мужчины, но по праву племени. Он уступил Дораку лишь потому, что речь в данном случае шла не только о нем самом, и не только о Тоамне. Главными здесь были все-таки Волки.
Губы девушки дрогнули, складываясь в слабое подобие ответной улыбки.
- Главное… сейчас.
Еще не хватало дыхания, и, как оказалось, сил, чтобы сразу произносить все, что было в голове. Пока хватит и так – он поймет. Да, самое главное, что _сейчас_ он здесь, и что это именно _он_. Все правильно, все верно.
«Духи, а ведь я тоже _здесь_».
Это осознание было ярким, как вспышка, оно одновременно обжигало страхом и дарило опьяняющую эйфорию. Она выбралась, выкарабкалась, пробилась назад, сама продирая себе путь когтями и упрямо цепляясь за руки, что ей протягивали.
Сейчас, когда Тоамна чувствовала прикосновения шамана, вдыхала запахи, видела свет огня, казалось почти диким, что поначалу она была согласна остаться там, за гранью. Рано, было еще слишком рано.
И вместе с этим осознанием вновь обретало важность все, что происходило здесь, в мире живых. Она была жива и теперь ее волновали совсем другие вопросы.
- Чем кончился бой? – девушка протянула руку – дрожит, надо же – к ладони Зан’Дара. -
Как там остальные? И что с железом из рудника?
- Стражи сбежали и утопили подводу с рудой в болоте. Если не нам – то никому, видимо, так решили. Отчаянные ребята, - он взял ее ладонь, мягко сжимая слабые пальцы, - Наши до сих пор не могут понять, как им удалось так ловко пройти через топь. Должно быть, среди них был хороший следопыт, который проложил тропу и смог провести лодку к другому краю долины.
Он продолжал мягко сжимать ее пальцы, привычно, не задумываясь, позволяя дару течь сквозь тесно сомкнутые ладони. На этот раз мягко, легко, почти незаметно, словно талая вода, сочащаяся сквозь согретую землю. Зан’Дар продолжал говорить:
- Теперь до начала зимы им этот фокус вряд ли удастся: еще пару дней, и болото разольется из края в край. Да и незачем больше рисковать: железа до осени не жди, - мягкая речь и мягкие, убаюкивающие руки. Он умел, если были на то причины.
- Всех, кого вытянули с поля боя, мы спасли. Если точнее, Дорак спас – скажешь спасибо ему, если выпадет случай. Мы подхватили то, что он начал.
- Я все-таки не успела. Мы не успели, - Тоамна снова закрыла глаза.
Обидно, так обидно проигрывать на своей земле, в последнем за год сражении. «Победа или смерть» - а что делать, когда не достается ни того, ни другого? Но разочарование не смогло овладеть ей в полной мере. Голос Зан’Дара и его дар текли в ней, ласково и ненавязчиво вымывая всю горечь.
- Дорак… так его зовут? Я помню. Он на меня сердился, - еще одна тень улыбки.
Тоамна попробовала все-таки пошевелиться – неудачно, она еще слишком слаба. Поморщившись от отозвавшейся на попытку движения боли, девушка спросила:
- А куда мне все-таки угодили? – она дотронулась второй рукой до повязки. – Сколько вообще я уже здесь провалялась?
- Несколько дней, - неопределенно отозвался шаман, - Меч вошел под ребра, если бы кольчуга его не задержала, то наверняка прошил бы легкое насквозь. Рана серьезная, но теперь уже не смертельная. Встанешь на ноги как раз к зиме.
«Вот и решилась проблема».
Зан’Дар улыбнулся собственным мыслям. Он просил знака? Вот он. Духи решили все за него. Как бы он не хотел покинуть долину, он не сможет уйти сейчас. Скоро закроются перевалы, и останется лишь один путь через горы – через подземный лаз, прорубленный в скалах. Потом закроется и он – вода надежно запечатает долину до самой зимы.
- Поменьше разговаривай, - мягко произнес он, - Тебе нужно отдыхать.
- Не самый плохой способ скоротать здесь лето, да?..
Тоамна прижалась щекой к ладони мужчины, закрыла глаза. Хотела сказать, что не хочет отдыхать – итак занималась этим все последние дни, но в этом упрямстве не было никакого смысла. Лекарь прекрасно знает, как на самом деле тяжело ей говорить. О главном она уже спросила, можно действительно отдохнуть, задремать – только пусть сейчас он не уходит.
Хотя, пожалуй, есть еще один вопрос. Несколько последних дней перед стычкой шаманка думала об этом, чувствовала, но не спрашивала, ожидая, что Зан’Дар рано или поздно заговорит сам. Или не заговорит. Но теперь-то уж какая разница – по крайне мере для нее.
- Ты уехать хотел, ведь так? – тихо, не открывая глаз, как будто уже в полусне.
- Уеду, когда придет время. Не думай об этом.
Он еще некоторое время вглядывался в ее лицо, размышляя о своем. Потом, убедившись, что Тоамна заснула, отпустил ее руку.
«Встанешь на ноги к зиме» - звучало неплохо, но на деле все оказалось не так просто. Выкарабкаться с той стороны было куда как легче, чем вынести медленно тянущиеся, изматывающие дни выздоровления.
Почти полная неподвижность – чтобы не тревожить заживающие раны и не тратить силы. По этой же причине следовало как можно меньше говорить. Для молодой, полной энергии девушки, которая никогда подолгу не сидела на месте, вынужденное бездействие казалось невыносимым. Как и собственная беспомощность, бьющая по нервам и самолюбию.
Тоамна никак не могла решить, повезло ли ей, или нет, что она угодила на больничную койку летом. С одной стороны, шаманке казалось, что, если бы за стенами лазарета царила зима – она и вовсе бы извелась от тоски. С другой – когда в открытую дверь вползала лишь влажная душная жара, становилось еще хуже. Эта дурманящая, липкая духота преследовала ее повсюду – путала мысли, проникала в сны. Они наполнялись бессвязными обрывками видений, напоминающими горячечный бред, который не давали отдыха разуму. Дар не слишком послушно вел себя в ослабевших руках. После того, как Тоамна едва не открыла рану, когда металась во сне, ей поменяли состав снотворного. Видения пропали – теперь сны были пустыми, черными, но все такими же душными.
Во время бодрствования тупая ноющая боль не отступала ни на минуту, своей монотонностью сводя с ума. Она не была сильной, но не давала и мгновения передышки. А вот менять повязки – промывать рану, отдирать присохшие бинты, было уже по-настоящему больно. Для перевязок Тоамну поили обезболивающим, но все время принимать его было нельзя. Заменяло его все то же снотворное, что сильно злило шаманку – проводить часы и дни в бессознательном состоянии было еще отвратительней.
Она вообще часто злилась, почти всегда была взвинчена – таким образом находила выход усталость. Раздражали и выводили из себя вещи, на которые Тоамна прежде просто не обращала внимания: звуки, голоса, запахи, вкус отваров и лекарств.
Она злилась на саму себя, на Стража, наградившего ее этой раной, на лекарей, на Зан’Дара.
Тролль не был рядом с ней постоянно, могло показаться, что он вообще не слишком много времени проводит у ее постели. Но все же именно его присутствие не давало шаманке окончательно замкнуться и сходить с ума наедине с собой. Голос, который она так любила, прикосновения, и, как и прежде – надежный проводник, спутник на дороге в мир духов. Тоамне нужно было помочь начать обращаться с даром с прежней уверенностью, и никто из шаманов-Волков, лечивших ее тело, сделать этого не мог.
Зан’Дар помогал ей держаться, но именно на него она и срывалась: редко, но бурно, когда совсем уже не было сил терпеть. Устраивать истерики перед кем-то другим шаманке было стыдно, впрочем, перед троллем после своих срывов ей было стыдно еще больше. Однако даже стыд и осознание того, как отвратительно это выглядит, не помогали, когда в очередной раз накапливалось слишком много. Тоамна боялась, что рано или поздно шаман не выдержит, и вообще перестанет появляться в лазарете до ее выздоровления. Но иногда ей хотелось, чтоб так и вышло – лишь бы он не видел ее в таком состоянии.
Но, как бы тяжело шаманка ни переносила выздоровление – ее тело уверенно, пусть и не быстро, восстанавливало силы. Все шло своим чередом, от Тоамны требовалось лишь терпение – которого, в отличие от решительности и смелости, всегда так недостает молодости.
Еще никогда лето не пьянило его так, как в эти дни, никогда он не слышал его голоса так отчетливо, до одурения, до звона в ушах. Зан’Дар был одним из немногих в долине, кто мог радоваться духоте, зеленому, буйному сумраку, прошитому птичьими голосами и надоедливым комариным зудом. Здесь было ничуть не хуже, чем на его родине, в джунглях. Здесь было почти что, как дома.
Но Альтерак… Альтерак в дни своего перерождения был прекрасен.
Бродя под густым пологом леса, шаман тщетно пытался вспомнить места, которые должны были напоминать ему о былом, привычном Альтераке – и не находил ничего знакомого. Он не узнавал долину, и, кажется, долина смотрела на него с таким же недоумением.
Тролль целыми днями пропадал в лесу, спасаясь от липкой, обсиженной мухами скуки военного лагеря, от внезапно опостылевших лиц, и иногда – от глупых, болезненных истерик Тоамны. Вынужденное бездействие скверно отразилось на ее характере, но, к счастью, лишь на время. Закончится лето и затянутся раны, она снова возьмет в руки когти, и тогда все снова вернется в привычную колею.
«Все возвращается со снегом» - такая поговорка была в ходу в Волков, и в эти тягучие, душные дни, Зан’Дар наконец-то стал понимать ее смысл.
В своих вылазках он добирался до болот, чтобы полюбоваться слетевшимися на летнее изобилие птицами. Здесь были и игривые летуны-чибисы, и пестрые ржанки, и, конечно, величавые длинноногие цапли. Зан’Дар с восхищением следил за белоснежными птицами, охотящимися в камышах, и с каждым днем все больше забывал о льде и о крови, что скуют эту землю через какие-нибудь три-четыре недели.
Ночью, разжигая дымный костер, чтобы отпугнуть вездесущую мошкару, он в очередной раз убеждал себя в том, что зима не наступит. Будут душные дни и звонкие от комариных трелей ночи, будут белокрылые цапли и стоны призраков-гагар под луной, будут темные бочаги и лягушачий хор в камышах. Ничего не изменится: все лето уместится в один бесконечный день.
Вот только, было бы хорошо разделить его с кем-нибудь. А иначе, какой смысл?
- Ты можешь ходить, куда захочешь, но будь осторожна, - он подал Тоамне руку, помогая ей подняться с койки, - Не беспокой рану понапрасну. Потерпи недельку, а там можно будет попробовать взять в руки оружие.
- Если я еще не позабыла, как его правильно держать, - негромко проворчала троллиха.
Она не сразу решилась отпустить руку шамана, не раньше, чем сделала несколько шагов. Неуверенных и ломких, как будто под ее ногами был лед, а не прочный дощатый пол. Потом все же разжала ладонь – тело, измученное бездействием, требовало движения.
Шаманка остановилась у порога, щурясь от солнца, рассеянно оглядываясь по сторонам. Желтый шар уже начал клониться к горизонту, и понемногу теряя жар.
После серого полумрака лазарета Тоамне все вокруг казалось чересчур ярким, насыщенным, все краски, звуки и запахи, это изобилие оглушало и ослепляло. Будоражило кровь и звало тягучим, томительным голосом. Туда – в изумрудный полумрак раскинувшихся деревьев, к переполненной влагой земле. К раскинувшимся топям, которые дышали прелым запахом и смотрели глазами болотных огней.
Она была бы готова сорваться с места, но грудь все еще туго стискивала повязка, мешая дышать. Клетка, в которой шаманка провела несколько недель еще не открылась. И все же – уже не так тесно.
- А туда, наружу, можно? – девушка повернулась к Зан’Дару.
В глазах плясали озорные огоньки: с одной стороны, она честно спрашивала разрешения, с другой – готова была спорить, услышав отрицательный ответ.
Но шаман не стал возражать.
- Пойдем, - просто ответил Зан’Дар и снова взял ее под руку.
Не спеша они пересекли двор и дошли до ворот. Было заметно, каких трудов стоил Тоамне каждый шаг. Только на то, чтобы пройти привычной когда-то дорогой и выйти за пределы лагеря, шаманке потребовались все ее силы. Но, не смотря на это, Зан’Дару казалось, что он воочию видит, как наливаются жизнью ее бледные щеки и оживают прежним блеском глаза. Впервые за многие дни он увидел на лице Тоамны былую улыбку – искреннюю, легкую. Улыбку, обращенную не к нему, но внутрь себя.
Все шло так, как должно было идти.
- Не переживай, - произнес он, когда они вышли за ворота и остановились неподалеку в тени разлапистой ели, - С каждым разом будет легче.
Тоамна не ответила, коснувшись теплой, шершавой коры и закрыв глаза. Там, под грубой коричневой броней ощущалась живая пульсация соков, питающих дерево. Вода. Голоса стихий оживали в сознании, вымывая, выдувая оттуда все ненужное: страхи, сомнения и неуверенность. Шаманка рассмеялась - это ощущение было самым прекрасным, из всех, что она испытывала после последний битвы.
А потом, и вправду, с каждым часом – сильнее, с каждым днем – все дальше в густую зелень цветущей долины. Тоамне казалось, что она пьет солнечный свет, что она вбирает в себя всю долину: изменившуюся до неузнаваемости, но по-прежнему прекрасную. Теперь она вовсе не боялась летней скуки: скучать было некогда. Альтерак вновь ее спас.
И Зан’Дар, который уводил ее за стены опустевшего, спящего лагеря – сначала на несколько часов, потом – до заката. Пока, наконец, ночь не застала их на порядочном расстоянии от деревни.
- А я все гадала, чего мне тут не хватает.
На небольшой поляне горел костер, отражаясь в темной воде болота. Тоамна стояла у берега, по колено в зарослях сныти и рогоза, раскинув руки и глядя в черное небо, усыпанное гроздьями ослепительно ярких звезд. Девушка, взбудораженная долгой дорогой, никак не могла заставить себя сесть к огню.
- Того, чтоб спать под открытым небом, - продолжила она. – Я почти забыла, как это чудесно.
Зан’Дар не ответил. Его затуманенные глаза были обращены на Тоамну, но, как часто это бывало, не видели ее. Шаман снова был где-то там, на границе между мирами.
Он думал о том, что значит смотреть ее глазами и слышать ее ушами, и каково это - тянуть сырость летней ночи ее носом?.. Если ему чего-то не хватало за эти недели, так это близости. Не обычного слияния тел, но чего-то большего – на уровне мыслей и ощущений, сквозь зыбкую воду их общего дара.
Было трудно представить, что когда-то он обходился без этого. Всю жизнь он был одиночкой, не доверяя своих мыслей никому, и тем более, женщине. Что изменилось теперь? Быть может, месяцы заточения настолько иссушили его разум и сердце, что он уцепился за чье-то участие, как утопающий судорожно хватается за соломинку?
Тоамна сделала его мягче, это правда. Надолго ли? Все может измениться, когда выпадет снег, а пока…
Тролль поднялся на ноги и подошел к шаманке, раздвигая густые травы, сплетающиеся вокруг его коленей.
Было славно ощутить ее рядом, вся такую же теплую, мягкую, как раньше. Впервые они были рядом, не чувствуя на себя непрошенных взглядов, не опасаясь врагов и не прячась от холода. Щека к щеке, и, как легкий ветерок, ее дыхание на собственной коже.
Зан’Дар увлек ее к костру, крепко обнимая за плечи, словно опасался, что у шаманки вот-вот вырастут крылья, и она улетит, как неясыть, в ночной лес.
Все лето за одну ночь. Все огни мира за пламя летнего костра.
- Середина лета, - вдруг проговорил он, - Сейчас самая середина лета.
И осторожно, почти с нежностью, прижал Тоамну к себе. Она все еще слаба, но, духи, как же трудно ждать.
"Самая середина лета", - эхом отдавалось в ее ушах, как будто в этих словах сейчас был скрыт весь смысл. Середина, равновесие - момент перелома, теперь время ускорит свой бег. Через желтеющие листья и пожухлую траву к первому снегу, к холоду и зиме, которая вылезет из берлоги, скаля зубы, чтобы огласить долину протяжным волчьим воем.
Но сейчас - время стояло на месте, на истончившейся границе, сквозь которую проросли друг в друга два мира. Сейчас здесь, на ковре из сочной травы сплетались тела, а за гранью, на дорогах, которые не увидеть тем, кто был лишен их дара, танцевали два духа.
Тоамна ощущала, что она растворяется в этой ночи, вбирает в себя все, что их окружает. Каждый всплеск воды, или взмах крыла ночной птицы, каждую искру костра и огонек светлячка, каждую травинку, что клонили к ним свои стебли. И все, чем она сейчас была, она отдавала мужчине, чьи руки были сейчас нежнее, чем когда-либо прежде, но все такие же требовательные.
А после, у притихшего пламени, все также прижимая к себе ее разгоряченное, расслабленное тело, Зан’Дар смотрел сквозь просветы ветвей в летнее небо.
Видеть ее глазами, слышать ее ушами, пускай всего лишь на несколько коротких, упоительных мгновений. И все-таки – хорошо…
- Смешно, - в темноте блеснула его улыбка, - Ты никогда не рассказывала о себе. А я никогда не спрашивал.
Он приподнялся на локте, разглядывая ее лицо в отсветах огня.
- Что _ты_ ищешь здесь, Тоамна?
Девушка протянула ладонь, нежно коснувшись его лица.
"Не рассказывала. Мое прошлое засыпал снегопад.... Но сейчас снег растаял".
- Наверное, мне придется начинать издалека, чтобы объяснить - что.
Она замолчала на несколько мгновений, погладив тролля по щеке. Начинать - так уж сначала.
- Я принадлежу Черному Копью, но только наполовину. И родилась я совсем не на островах этого племени. Мой отец не был знахарем или шаманом, но он умел хорошо говорить и заставлять других себя слушать. Поэтому он всегда участвовал в делах племени: вел переговоры и много путешествовал. Он бывал и на севере Восточных Королевств, где обитают несколько племен, которые, кажется, были осколками Амани. Одному из них и принадлежала моя мать.
Но ее я совсем не помню – она погибла, едва мне исполнился год. Несчастный случай, дикий зверь... Отцу, которого вскоре после этого вновь занесло в те земли, самому рассказали эту историю не слишком подробно и ясно. Да и какая была уже разница? Он забрал меня с собой – имел на то право. На память о матери, о племени, частью которого я так и не стала, у меня осталась лишь одна вещь: имя.
Шаманка улыбнулась в темноте.
- Рысь. Отец сказал, что она выбрала его сразу, как только поняла, что ждет ребенка. Но он не так много говорил о матери, а я не стремилась расспрашивать. Я его любила, хотя видела редко – он по-прежнему больше времени проводил на Калимдоре или Восточных Королевствах, чем на островах. Каждый раз, когда он возвращался, он привозил мне браслеты. Отовсюду, где бывал. И рассказывал обо всех этих местах – духи, как все-таки он умел говорить! А я так их и собираю, по привычке.
Девушка взмахнула рукой, заставив бусины многочисленных нитей на запястье зазвенеть, ударившись друг о друга. Зан’Дар легко поймал ее ладонь, его глаза некоторое время внимательно изучали переплетение воспоминаний-тотемов на ее руке. Тоамна тоже молчала, как будто раздумывая, сказать ли что-то еще. Но не сказала – или не вспомнила.
- Отец был в очередном путешествии, когда к берегам наших островов прибыл народ, о котором до этого многие из нас даже не слышали. Зеленокожий и яростный, во главе которого стоял могучий вождь, - по губам скользнула улыбка. - Они поладили со старым Сен’Джином. Кажется, он предвидел эту встречу. Черное Копье помогало оркам, которые хотели восстановить корабли и продолжить свой путь: туда, куда вело видение их Вождя. Но получилось иначе. На наших островах жило не слишком многочисленное племя морлоков, с которым у нас была старая, привычная грызня. Она уже стала неотъемлимой частью нашей и их жизни, и не доставляла никому особых хлопот. Но в этот раз их нападение было слишком удачным: они захватили множество пленников, среди которых были оба вождя. Траллу удалось вырваться, но Сен’Джина принесли в жертву Морской ведьме, которой поклонялись морлоки. Орк пытался спасти его, но не успел, сумел лишь вывести из пещер-тюрем остальных пленников. И даже этого хватило, чтобы разозлить морскую ведьму. Она обрушила на нас стихию… Острова ушли под воду, но мое племя спаслось – благодаря оркам.
Могло показаться, что Тоамна погрузилась в воспоминания, но на самом деле, вспоминать ей было особо нечего. Несколько осколков, которые она перебирала, как бусины на браслете. Зан’Дар не задавал вопросов: ту историю, что она рассказала, он уже слышал. Как слышал ее любой тролль, которому когда-либо приходилось носить на груди знаки различия Орды. Тролли не должны были забывать о той услуге, что оказал их народу благородный Тралл. Среди Черного Копья всегда находились те, кто готов был напомнить.
Конечно, Тоамна, знала эту историю лучше других, и, должно быть, после того, что произошло, привыкла во всем доверять Траллу и Вол’Джину. Мог ли он упрекнуть ее? Сколько ей было тогда? Должно быть, не исполнилось еще и десяти.
Пока он размышлял, Тоамна снова заговорила:
- У нас ничего не осталось: мы потеряли свой дом, своего вождя, у нас не было ничего, кроме союза, заключенного всего несколько дней назад. Черному копью некуда было идти – и оно пошло за Траллом. На Калимдор, куда вели его духи, после – на войну против Легиона. Я плохо помню то время. Дети оставались в тылу сражений, мы не задерживались долго на одном месте, и понятия не имели, где окажемся завтра.
Может и к лучшему, что те дни почти стерлись из моей памяти. И все же… кое-что я помню отчетливо. Сила Вождя. Я помню свой восторг. Свое… благоговение, иначе я не могу это назвать Духи, я ведь была совсем еще девчонкой, неудивительно, что это меня так поразило! В его силе было что-то _настоящее_. И я не видела ничего прекраснее в своей жизни. Возможно, мое восхищение перешло в попытки понять и почувствовать, но одного желания мало, ведь так? – она задумчиво глянула на Зан’Дара. - Это дар, а не умение, просто так этому нельзя научиться. Но… я услышала стихии.
Тролль понимающе улыбнулся:
- Ты одна из тех, кому древнее искусство нашего племени открыли орки.
Тоамна кивнула:
- Мы жили бок о бок с орками, ничего удивительного в том, что именно их говорящие с духами помогли мне сделать первые шаги. Несмотря на войну, шаманы находили время учить: они-то знали, как важно сохранять что-то для будущего. Уже потом, став старше, я поняла, что мне повезло вырасти той, кем я стала. Если бы мы остались на своих островах, если бы орки просто уплыли, починив корабли… Я ведь женщина. И мой дар, какова бы ни была его сила, всегда ценился бы меньше, чем сходный дар мужчины.
Тоамна коснулась груди Зан’Дара, внимательно посмотрев в его глаза, отражающие отсветы догорающего костра. Огонь помнил все видения – и осколки того воспоминания, что она видела в жаровне на пограничной заставе. «Она была врагом, слабым врагом, и она была женщиной».
- Орчихи же всегда стояли в строю бок о бок с их мужчинами, говорили с духами наравне с ними, никому и в голову не приходило оспорить это их право. Поэтому и меня шаманы учили, как равную.
Зан’Дар рассмеялся, и, чтобы хоть как-то смягчить свой внезапный порыв, нежно прикоснулся к щеке девушки:
- Глупая. Разве дело тут в даре? Дар одинаков и для мужчины, и для женщины. Но мы-то разные, и слава духам, что это так, - он провел ладонью по ее жестким волосам, - Я учил тебя, как равную, и ты отвечала мне тем же. Но, будь моя воля, я бы никогда не учил тебя войне.
Троллиха улыбнулась в ответ:
- Тогда война была повсюду – поэтому выбирать не приходилось ни учителям, ни нам. Моего наставника звали Харомм, и, хотя он еще не был стар, и совсем не был трусом, считал, что в тылу, с нами, от него больше пользы. Он не только учил обращаться с даром, он очень много рассказывал, совсем как отец когда-то, - о далеких землях, о чужом мире, откуда пришел народ орков. О том, как однажды стихии отвернулись от них, и как, в конце концов, вернулись. Это очаровывало меня, я восхищалась этим народом, их прошлое я принимала ближе, чем свое собственное.
Впрочем… все Черного копье тогда поступило таким образом. У нас действительно осталось слишком мало своего. Мы стали частью Орды, и нам пришлось заплатить за это определенную цену.
Шаманка вздохнула и села в траве, обняв свои колени. Как будто среди душной ночи ей вдруг стало холодно. Повернулась к троллю, глянув в его глаза решительно, почти с вызовом. Вол’Джин по доброй воле отказался от многих традиций их народа, в глазах большинства сородичей Черное копье было потерянным племенем. А она и сейчас не забыла алую ленту на снегу и насмешливое, протяжное: «Мне придется объяснять троллю, что я делаю». Тоамна могла испытывать досаду, неловкость или смущение, даже страх – но стыда она не испытывала ни тогда, ни сейчас.
- Должно быть, я просто пошла чуть дальше – или судила категоричней, я ведь еще была слишком молода. Кроме того, у меня самой не осталось вовсе ничего – я ведь не знала даже, где мой отец, жив ли он, и что с ним. И я до сих пор этого не знаю. Так что за свой дар, за то, что он мне открывал, я готова была платить какую угодно цену, даже цену прошлым. В мире, который, как нам всем тогда казалось, висел на волоске, для меня это было единственное прочное и незыблемое. За что я могла держаться и во что могла верить.
Шаман хладнокровно выдержал ее взгляд:
- Это дела прошлого. Никого не интересует, какими путями ты прошла, чтобы получить свой дар. Важно, каким путем ты идешь сейчас, - он внимательно изучал ее лицо, - И, судя по тому, что я вижу, он еще не избран.
«Те, кто пытаются оправдать свое прошлое, как правило, не слишком уверены в своем настоящем. Тебе ли не знать».
Зан’Дар ободряюще кивнул:
- Что было дальше?
- Мир удержался, и та война кончилась. Орки начали строить свой новый дом на Калимдоре, а мое племя нашло себе место на островах Эха. Харомм же после войны решил отправиться в Болото Печали. В небольшое поселение орков, совсем рядом с Темным порталом. Мне еще слишком многое нужно было узнать – я уехала с ним и еще парой учеников. Я провела в Каменоре пять лет: росла, осваивала дар, помогала оркам во всяких мелких делах. Правда, никакой полезной работе так и не научилась, - Тоамна рассмеялась, - у меня просто не получалось долго усидеть на месте. Я была еще слишком молода, и переполнена песнями стихий, чтобы прилежно заниматься каким-то ремеслом. Но, бывало, помогала в гончарной мастерской. Порой меня брали с собой исследователи – я до сих пор толком не поняла, что они искали в тех болотах. Верховодили такими пешими «экспедициями» эльфы крови – они мне не нравились. Но сами путешествия нравились, я любила и болота, и опоясывающие их горы, и песчаное побережье. После этих походов я все яснее понимала, что, хотя я очень любила Каменор, мне становилось его мало.
Я хотела увидеть город, названный в честь великого Оргримма, ведь я застала лишь время, когда только закладывали первые камни. Я хотела что-то сделать для Орды, оплатить перед ней долг. Хотела вернуться на Калимдор и снова увидеть Вождя. Поэтому в восемнадцать лет я попрощалась с учителем, чтобы отправиться на другой материк.
Не знаю, на самом деле, что бы я нашла, и куда бы меня занесло. Я всегда была немного… беспечной, - Тоамна с улыбкой покачал головой. - Но мне дважды повезло, пусть оба эти раза и напоминали шутки духов. Я повстречала своего брата. Ни он, ни я понятия не имели о существовании друг друга, а, помимо крови моего отца, в нем текла кровь племени Зандалар. Мы бы так и разошлись, но огонь любопытен и мой дар открыл мне правду.
Шаманка обернулась к костру. Огонь любопытен – он ярко нарисовал видения, рассказал, все, как было, но что им теперь делать – он объяснить не мог. Голос крови так и не смог пересилить то, в чем они различались.
- Он был старше – пусть и совсем не намного, рассудительней и опытней меня, и он был очень похож на отца – позже я сама удивилась, как не заметила этого сразу. А еще – Тоамна лукаво глянула на шамана, - он учился обращаться с механизмами у гоблинов Пиратской Бухты, и бывал в ней частым гостем. Но тогда мы направились в другую сторону – в Гром’Гол, чтобы добраться до Калимдора. Брат привел меня на острова Эха, и там наши дороги разошлись. Нам было слишком поздно пытаться искать общую. Он отправлялся в Чумные земли… А меня ждала Орда.
Она снова замолчала, отпуская одно воспоминания, и погружаясь в другое. Рыжие земли, пыльные, сухие, наполненные гулкими звуками копыт жевр или неспешных кодоев, горьким запахом дыма и степной травы. Глухой щелчок взводимового арбалета.
- Тогда дороги свели меня со вторым «везением», – девушка прикрыла глаза. То ли голос потеплел, то ли интонации стали мягче. – Его звали Фаркас. И единственный вопрос, который я ему так и не задала – почему он взял меня с собой. Орк, прошедший бесчисленное множество дорог в компании лишь одного спутника, рыжего степного волка, у которого не было имени. Со мной – молодой, восторженной и наивной девчонкой ему явно было не по пути.
Но почему-то он пообещал показать мне, что такое Орда. И он выполнил обещание.
Мы прошли от края до края Степи, Бесплодные земли, Пылевые топи и Тысячу игл. Он привел меня в Мулгор и Азшару. На зеленые поля под Громовым Утесом, где земля пела так ясно, что я задыхалась от восторга. Даже в Восточные Королевства: владения Сильваны, земли у Черной горы. Мы прошли много дорог. Но каждый раз возвращались в Степи. Эта земля стала мне родней, чем даже Болота печали, и уж точно роднее островов, ушедших под воду, о которых я едва помнила. Они стали моим домом, я была их частью, а они – частью меня. Я была на своем месте, и я была с Ордой – именно об этом я мечтала.
Зан’Дар снова молчал, но от него не укрылось, с каким восторгом Тоамна рассказывала о своем спутнике. Даже об отце и о брате она не говорила с таким воодушевлением. Кем был для нее этот Фаркас помимо учителя и проводника? Кем-то вроде материального воплощения ее Вождя, который олицетворял для молодой девчонки тот самый идеальный образ воина Орды: дикого, благородного и свободного?
- Фаркаса знали в Степях: работа для охотника находилась всегда, - продолжала Тоамна, - Он и сам знал эти земли, как свои пять пальцев, был хорошим проводником и разведчиком, а еще он отлично справлялся со всем, что касалось заботы о ездовых орочьих волках. С ними возиться он по-настоящему любил. Я помогала ему, как могла и, думаю, не была совсем уж бесполезной. Мы не принимали участие в крупных сражениях или кампаниях, разве что несколько раз попадали в стычки за лесопилку в Ашенвале.
Фаркас никогда не убивал ради забавы – по крайне мере то время, что я была с ним – но он не любил людей. Не может любить людей тот, кто побывал в орочьих лагерях после Второй войны. Хотя мне казалось, что эта нелюбовь куда глубже – застарелая, болезненная вражда, которую я не понимала. Он умел убивать, а, может быть, даже любил убивать. И учил этому меня, не слишком настойчиво, просто считал, что тот, кто путешествует по Азероту, должен уметь держать в руках оружие. Вряд ли он хотел, чтоб я стала наемницей… - шаманка усмехнулась, - Скорее всего, он считал, что мне недостанет умения. Фаркас пытался научить меня не бояться ярости, использовать ее, даже упиваться… но не сильно преуспел. Слишком прочно засели в моей голове рассказы Харомма о том, чем оборачивается жажда крови. Так что я научилась сносно управляться с оружием, но, конечно, его победить не могла – если только не прибегала к помощи духов. Фаркас странно относился к моему дару: уважал, признавала его силу. Но совсем не понимал, и даже не пытался понять. Я никогда бы не смогла ему объяснить.
Тоамна улыбнулась, глядя на тролля. Только с ним она поняла, каково это – когда твой дар могут разделить с тобой. Когда за грань не приходится шагать в одиночестве, а там есть, кого взять за руку.
– Он держался за другие, земные вещи. А я держалась за него. Всякое случалось, но была счастлива. Я была по-настоящему счастлива те три года…
А потом пришел Катаклизм. Я слышала, как кричат от боли и гнева, как сходят с ума стихии. Он расколол надвое Степи, а следом в них пришел Альянс. Они вторглись на мою землю, посмели подойти так близко к столице! Они мародерствовали на руинах наших поселений, они…
Тоамна перевела дыхание, заставив себя говорить спокойней.
- И все же, это оказалось не самым страшным. Земля залечит свои раны, разрушенное можно отстроить заново, чужаков – выкинуть со своей земли. Но одно построить так и не удалось. Потому что во главе Орды встал Гаррош Адский Крик. И с тех пор само слово «Орда» стало произноситься совсем по-иному, приобрело другое значение.
Зан’Дар кивнул собственным мыслям. Как еще могла она, выросшая на легендах орков, воспитанная орками и превозносящая образ благородного Вождя, отреагировать на пришествие нового лидера? Тоамна ненавидела Гарроша, и нетрудно было угадать, почему.
- То, что я любила, рушилось на моих глазах, и ни я, ни кто-либо другой, не мог это исправить.
Все пошло наперекосяк. Мне больше не казалось, что я делаю нечто правильное. Фаркас уверенно шел вперед: для него-то все было ясно и очевидно. Ему, конечно, тоже не все нравилось, но ему и в голову не приходило сомневаться в распоряжениях нового вождя. Гаррош нравился ему, как и многим другим. То, что наши дороги разойдутся, было лишь вопросом времени. Я не выдержала, когда мы вновь пришли в Ашенваль.
Шаманка замолчала: она всегда любила тихий сумрак древнего леса, пусть там и обитали чужие духи. Они не заслуживали того, что сотворили орки.
Зан’Дар, почувствовав ее замешательство, решительно потребовал:
- Продолжай.
- Проклятие – почему мы должны были уподобиться Альянсу, вторгшемуся в земли, которые им не принадлежали? Одно дело – сражаться за свой дом, другое – вторгаться в чужой, множа смерти и разрушения.
Тебе эти мысли кажутся глупыми? Глупыми и недостойными для той, кто так гордилась, что сражается под знаменами Орды. «Потому что мы можем» - говорил Фаркас. «Потому что нам нужна эта земля – значит, мы придем и возьмем ее».
Но я не понимала этого тогда, не понимаю этого и сейчас. И не хочу понимать. Наверное, я так и осталась наивной девчонкой...
- Дело не в понимании, дело в вере, - негромко отозвался Зан’Дар, - Фаркас понимал не больше тебя. Но он поверил своему Вождю, а значит, нашел оправдание его поступкам. В конце концов, Гаррош дал своему народу то, чего всегда ждали от Вождя – сильную руку и непоколебимую уверенность в победе.
- Лок-тар Огар, - троллиха невесело усмехнулась. – Я ведь понимаю это. Я понимаю, что Гаррош заслужил преданность и уважение орков. Он вел их там, в Нордсколе – ты сам мне рассказывал, через что прошли те, кто там побывал. Я понимаю – но принять не могу.
Поэтому – я не могла оставаться там. Я не хотела быть частью того, что теперь происходило в землях, которые я так любила. Не хотела заходить в Оргриммар, который ощерился стальными шипами, откуда ушло мое родное племя.
И я тоже ушла, а охотник не сказал мне больше ничего, он задал единственный вопрос: «И куда ты пойдешь?».
У меня не было ответа, мне лишь хотелось оказаться подальше. А потом я вспомнила. Альтеракские горы, Северные волки – клан Вождя, клан, знаки различия которого носил и сам Фаркас. Где еще мне было искать прошлое?
Еще одно безрассудство: пусть я умела сражаться, но никогда не была на поле боя. Я понятия не имела, чего стоят мои навыки в настоящем сражении, и плохо представляла себе всю военную машину. Но я не видела другой дороги.
По пути я заглянула в Каменор. И знаешь, что? Поселение, в котором я выросла, было сожжено и разграблено – когда я пришла туда, его как раз медленно восстанавливали. И снова Альянс, которые с какого-то черта испугались маленькой деревушки, где стражи-то толком никогда не было. Может быть, это был знак мне еще раз оглянуться назад, и подумать, _что_ я все-таки считаю неправильным. Но я уже не повернула. Напротив – теперь мне действительно виделся лишь один путь. Мне казалось, что если я не найду свое место на Альтераке, я уже нигде его не найду.
Несколько минут они оба молчали, прислушиваясь к шепоту ветра в высоких кронах. Далеко на востоке над острыми пиками гор небо окрашивалось в прозрачный рассветный пурпур.
- Как быстро заканчивается ночь, - задумчиво пробормотал Зан’Дар, словно в ответ на собственные мысли.
Тоамна оглянулась на начавший расправлять крылья рассвет.
- Когда заканчивается что-то хорошее, всегда кажется, что оно закончилось быстро, - тихо, скорее для себя самой произнесла девушка.
Повернулась к шаману, наклонив голову и прищурившись с озорной улыбкой.
- Кто я, Зан’Дар? Я разделила чужое прошлое, отказавшись от своего, а потом оказалось, что разделить чужое настоящее не могу. И даже здесь – это война Волков, а мне лишь может _казаться_, что я одна из них, - троллиха все так же улыбалась, и могло показаться, что все эти вопросы не так уж ее беспокоят. Рассвет зажигал на распущенных прядях, которые рассыпались по плечам и груди алые искры. - Даже зима, которая забрала у меня все сомнения, даже она закончилась. Будет следующая… но что принесет она?
- Я не знаю кто ты на самом деле. Хотя теперь я знаю, кем ты была, - он серьезно посмотрел на нее сквозь зыбкий рассветный полумрак, - Ты еще один беспомощный, потерявшийся ребенок этой войны. Ребенок, который ничего не знает ни о своем прошлом, ни о будущем. Но ты так молода, девочка. И твои духи по-прежнему поют.
Он крепко прижал ее к своей груди:
- Только не потеряй этого, Тоамна. Главное, не потеряй этого.
URL записи
Как-то так. Я сама первый раз написала ее историю от начала до конца, некоторые моменты для меня самой - открытия. Местами, должно быть наивно, но она такая)