Уф.

[Altawista]

Фик, который я написала, потому что его хотел человек, в последнее время много раз неэпически поднимавший мне настроение схожим взглядом на.
Исходила из конкретных хотелок, но, чую, многое поломала своим восприятием.

Оля, прости, если что не так, я честно старалась! XD

Столько тупила, что можно было бы и больше написать, конечно.
А еще, сначала у меня не хватало духу на плохой финал, а потом бросило в другую крайность, и я долила драмы. Перелила, кажется…

АУ, ООС (ай), все персонажи принадлежат близзам.

***
Она гордилась тем, что носит ребенка Вождя. Спокойно гордилась, без лишнего высокомерия и не кичась, но едва ли не больше, чем своими боевыми заслугами.
Некоторые в Драконьей Пасти ворчали, помня старый обычай: кланы не мешают кровь. Незачем родниться с Песней Войны, нет в том чести. Зела бросила топор под ноги тому, кто протестовал особенно рьяно, сказала: «докажи». Он пробовал возразить, что безумие – драться с бабой на сносях, но избежать вызова не смог. Не убила, но, болтают, досталось ему крепко.
«Я принесу отпрыска, достойного имени Адского Крика, - говорила она Гаррошу, и голос ее звенел сталью непоколебимой веры в собственные слова. – Он станет великим воином. О нем будут слагать легенды, как о лучших из тех, кого знал наш народ. Он будет единственным, кто когда-нибудь сможет тебя превзойти. Земли, которые ты не завоюешь, покорит он. Тех, кого ты не сможешь сокрушить, он поставит на колени».
Гаррош слушал молча, сжимая ее сильные плечи. Ощущая под пальцами твердость мышц и поразительным контрастом – мягкость горячей кожи непривычного серого оттенка. Зела рассказывала, почему орки из Драконьей Пасти так выглядят, но он не запомнил: что-то там было про горы. Адский Крик думал, что сами камни отдали клану этот цвет, а вместе с ним – свою твердость и несокрушимость. Силу, которая позволяла им ломать хребты и волю драконов.
«Эту мощь она даст моему ребенку, - думал Гаррош. – Я выкую его как добрый клинок, закалю и заточу в горне сражений. Сам, своей рукой выкую: он никогда не останется без моей помощи и поддержки. Он никогда не останется один».
Эти мысли не давали Гаррошу покоя: прежде лишь битва способна была так его взбудоражить. Единственное, что он загадывал наперед, были планы сражений. С тех пор, как он пришел в Азерот, война следовала за ним по пятам, как голодная волчица. Когда он стал Вождем, то приручил эту волчицу, и по его слову она набрасывалась на города и земли. А сейчас она выла под самыми стенами Оргриммара. Для кого-то этот вой был тоскливым и страшным предзнаменованием, для других – призывным кличем.
«Трусливые предатели и жалкие слабаки из Альянса не смогут разрушить все то, что ты построил, – говорила Зела. – Мы сокрушим их для тебя, Вождь».
Она была, казалось, одержима этим желанием, и стремилась оказаться в самой гуще событий, даже когда обстоятельства требовали иного. Даже когда уже несколько месяцев было плоду в ее утробе: это не мешало женщине заниматься тренировкой драконов, не мешало пускать в ход оружие. Она редко появлялась в Оргриммаре, и каждый раз как из самого пекла: в пыли и крови, со свежими повязками, иногда едва держась на ногах от усталости. Но – живая, разгоряченная и довольная, хотя каждая новость, что она приносила, была мрачнее предыдущей.

- Докладывай, - сквозь зубы сказал Гаррош, стараясь не смотреть на бинты, что наспех, поверх рубахи, стянули ей ребра. Он знал все шрамы на ее теле, но за последнее время слишком много появилось новых.
- С позициями за нефтяным озером совсем беда, - Зела стола прямо, говорила решительно. - Мы их защитили сейчас, на Греске срочно нужно подкрепление, еще одна атака – и их оттуда выбьют.
- Переправьте отряд, - Гаррош глянул на командиров, что собрались у карты. – Я давно приказал наладить нормальное сообщение со Степями, чего ждете? Вы мне головами заплатите за командующих, которых я там потеряю.
- Да, Вождь, - торопливо сказал один из орков, отдавая честь.
- Свободны все. Кроме тебя, - добавил Гаррош, прежде чем Зела успела развернуться к выходу.
Когда они остались вдвоем, женщина будто поникла: устала, и рана силы вытягивает. Гаррош подошел к ней, мрачно окидывая взглядом, спросил:
- Ты что там делала? Позиции в Степях не твоя забота.
- Мы выезжали драконов, наездникам нужны тренировки. Заметили бой сверху, не могли не помочь.
- Ты полководец, - Гаррош схватил ее за плечи. – Не веди себя как юнец, опьяненный настоящей войной настолько, что в каждой стычке торопится поучаствовать, рискуя головой.
- Мы не рисковали, нас больше было. Позиции в Степях и так обескровлены, их нельзя отдавать.
- Не рисковала, говоришь? – одной рукой Гаррош сдавил ей ребра, поверх повязки, глядя, как лицо женщины исказилось болью. – Заканчивай эти выходки, Зела. Доиграешься: я прикажу тебе вернуться в Нагорье, там своих драконов тренировать будешь. А откажешься выполнять – возьму под стражу за неповиновение. Просидишь под замком до конца войны, целее будешь.
Ее глаза полыхнули гневом, женщина резко замахнулась и дала ему хлесткую пощечину. Гаррош бы перехватил ее руку, если б мог представить, что кто-то осмелится на такое. Пользуясь тем, что мужчина ослабил хватку, на мгновение растерявшись, Зела вырвалась из его рук, и, сжав кулаки, прокричала:
- Не посмеешь! Я полководец, это ты верно сказал. Я предводитель клана Драконьей Пасти и командующий войсками Орды! Мое место на поле боя, я не могу трусливо прятаться за стенами, пока мои люди умирают в сражениях, пока враг теснит нас к крепости. Послушай себя! Что затмило твой разум? Почему военный Вождь Орды говорит как перепуганный фермер?
Осеклась, инстинктивно отшатнулась, вспомнив с кем разговаривает. Адский Крик никому бы не простил таких слов: ни самому уважаемому из генералов, ни даже матери своего ребенка.
Гаррош схватил ее за горло, без колебаний, сжимая ладонь так решительно, как будто в самом деле собирался задушить.
- О разуме моем спрашиваешь? А с твоим что? Кому дерзить вздумала?
Отпустил: Зела закашлялась, делая шаг назад. Но Гаррош не дал ей отойти, притянул к себе, уже по-иному, осторожно. Прижал ее голову к своему плечу, и произнес почти устало:
- Что же ты вытворяешь, женщина? Ребенка ведь носишь.
- Вот именно, - хрипло выдохнула она, выровняв дыхание. Взяла его ладонь и прижала к своему животу. – Я хочу, чтобы даже в моем чреве он слышал звон стали и боевые кличи, а не пустую тыловую болтовню. Это дитя войны, Вождь, и я до конца буду сражаться в этой войне, чтобы выиграть ее. Ради него и ради тебя.
Он замолчал, слушая, как бьется ее сердце. И думал, что где-то в глубине души женщине очень страшно, только она и себе бы в этом не призналась. Гаррош знал, что никогда не прикажет ей ничего подобного тому, чем угрожал, хотя мог бы, как и любому из своих солдат. И, как любого из них, этот приказ ее бы унизил. Все верно: не дело полководцу прятаться за спинами солдат, если уверен он, что может держать в руках оружие. Не место воину в тылу, если он чувствует в себе силы драться.
- Ты не одна сражаешься на этой войне, Зела. Не бери на себя слишком многое.
- Не одна, - едва слышно прошептала женщина, обмякнув у него на руках. - Твой ребенок делает меня сильнее. Клянусь, ни одному из этих жалких червяков не одолеть меня в бою.

Она сдержала эту клятву. Не было боя, только подлая засада, в которую попал отряд, отступающий за стены Оргриммара, чтобы готовиться к штурму. И Гаррош, несмотря на все свое военное чутье, не успел дважды: отдать приказ об оставлении позиций раньше и отправить солдат для прикрытия.
И сам – не успел. Он стоял на коленях, держа ее на руках и никто вокруг не смел сказать ни слова или приблизиться к ним. Рана в боку, вроде небольшая, и крови не так много, но по свистящему, начинающемуся срываться дыханию ясно: легкое пробито.
- Прости меня, - ее пальцы, мокрые и скользкие от крови, судорожно скребли по его руке, и Гаррош сдавил ее ладонь в своей. - Я… тебя подвела.
«Не твоя вина», - думал он. И, может, легче было бы, если б ее, но Гаррошу в самом деле некого было винить, разве что только войну, ненасытную в ее слепой жатве.
- Сражайся, - сказал Гаррош, хотя и знал, что безнадежно уже.
- Нет… Теперь ты сражайся. Разбей их. Уничтожь, слышишь? Отомсти за меня… за нас отомсти, - из ее глаз покатились слезы, как будто только сейчас Зела поняла, что умирает не одна.
Гаррош редко удостаивал жалости павших. Смерть на поле боя – славная смерть, не о чем тут жалеть. И никогда прежде не случалось ему так судорожно сжимать чужую холодеющую ладонь, в бесплотной попытке удержать среди живых.
На губах женщины запузырилась кровь, она захрипела, задыхаясь, но сумела взять себя в руки еще на несколько мгновений.
- Гаррош, я не хочу… так. От стрелы паршивого предателя.
Он подумал, что не может вспомнить, когда Зела вообще называла его по имени. Для нее он всегда был прежде всего Вождем.
- Лучше ты, - Зела последним, уже нечеловеческим усилием стиснула его руку. - Пожалуйста.
Она имела право на эту страшную, несправедливую просьбу, больше чем кто бы то ни было. И он не мог ей отказать. Гаррош молча взял кинжал с ее пояса. Она с облегчением закрыла глаза, вымученно улыбнувшись и откинув голову. Положила – уронила ладонь на живот, и Гаррош увидел, что из-под ее век снова блеснули слезы. Он накрыл ее руку своей и стиснул зубы, чтобы не дать секундному замешательству взять вверх. Один удар решительным, отточенным движением, точно в сердце.
Гаррош встал на ноги, поднял голову к небу. И, казалось, земля содрогнулась от страшного его крика, в котором тоска и боль, корчась, переплавлялись в ярость и гнев.
Адскому Крику чудилось, что его реву вторит торжествующий вой волчицы-войны.
Все еще ему верной, вот только слишком ненасытной и ревнивой.