[Altawista]

Я поняла, что надо это немедленно заканчивать, иначе сейчас к новому патчу я распсихуюсь и не допишу вообще. С самого начала это должна была быть история о том, почему Гром не очень любил сына, но меня такая тоска одолела от текущего сюжета, что я уже просто не могу писать о том, как все плохо. Так что остался просто кусочек толком без начала и конца. Я даже не очень внимательно вычитала.
Я как всегда: missing scene, хэдканон, Гром, Голка и совсем немного совсем маленького Гарроша. Сопли. Это «наш» Дренор.
не вините за матчасть



***
По Награнду разлился душный полдень, солнце вытапливало из цветов сладкие ароматы, а бегущие по дороге волки вывалили языки, тяжело дыша. Всадники на жару обращали меньше внимания, возбужденно о чем-то переговариваясь. Гром, который ехал впереди, их почти не слушал, пристально глядя на виднеющиеся впереди струйки белого дыма. Они возвращались к становищу после двухдневного дозора, и никому не хотелось тратить лишние часы, чтобы переждать самое яркое солнце. Ему особенно. Гром ударил по руке, сбивая слепня, и пришпорил волка, не особо обращая внимания на остальных воинов. Догонят, не заблудятся.
Стражники у частокола прятались в тени навеса, но торопливо поднялись со своих мест, чтобы отдать честь Вождю. Слишком рассеянно – и в их неуверенных жестах Адскому Крику почудилось что-то большее, чем просто усталость от жары.

- Что тут стряслось? – настороженно спросил он.

- Что тут стряслось? – настороженно спросил он.
Орки переглянулись.
- Голка… - начал один из них и тут же запнулся, оглянувшись на вторую стражницу.
- Что с ней? – рявкнул Адский Крик. Орчиха была на последнем месяце и Грому не нравилось покидать становище надолго, но у Вождя выбора немного. – Отвечайте!
- На рассвете начались роды, - вмешалась женщина. – Мы не знали, откуда вас ждать и не могли послать за тобой, Вождь…
Гром не дослушал ее, пнув волка под ребра. Зверь рыкнул, но послушно скакнул вперед, бегом пустившись через становище к знакомому шатру. «Еще ведь почти месяц!» Жители прятались от солнца в домах, так что на дороге им никто не попался. На их же счастье – Гром тормозить не собирался. Спрыгнув на землю перед своим шатром и не позаботившись о волке, орк решительно схватился за полог. Внутри было слишком тесно: лекарь-шаман, его помощники, за их спинами Гром не мог рассмотреть жену. Услышал: она не кричала, только глухо стонала от боли.
- Вождь!
Адский Крик не сразу сообразил, что его, замершего у входа, взяла за плечо Шетани, двоюродная сестра Голки.
– Тебе лучше подождать снаружи, - высокая, широкоплечая женщина попыталась подтолкнуть его к выходу.
- Что? – орк удивленно перевел на нее взгляд. - Вот еще, я здесь останусь!
- Гром, - шаман быстро обернулся к ним. – Уйди. Нам не до тебя, помешаешь
- Я?! – возмутился Адский Крик, оттолкнув от себя Шетани. – Я не…
- Вон!
У Грома едва волосы на загривке не встали дыбом от этого рыка. На несколько секунд он увидел Голку – с искаженным от боли лицом, с бисеринками пота на лбу. Она приподнялась на шкурах и успела рявкнуть еще раз, в полный голос, прежде, чем с шипением повалиться обратно:
- Вон отсюда!
Орк попятился назад и выскочил из шатра. Шагнул в одну сторону, в другую, понял, что не знает, куда ему деваться, и остановился на месте, глубоко вздохнув. Пальцы дрожали, и Гром торопливо сжал кулаки. Полог шевельнулся, и следом вышла хмурая Шетани.
- Разве не рано еще? – почти беспомощно просил у нее Гром.
- Раньше вышло, чем мы ждали, - кивнула орчиха, потирая запястья. – Но все идет неплохо. Иди пока, отдохни с дороги. Скоро уже.
- Шутишь, что ли? – рыкнул Гром. – Куда я…
- Ты ей ничем тут не поможешь, - покачала головой Шетани. – Голка без тебя справится.
Гром хотел возмутиться, но Шетани не стала дожидаться его ответа и снова скрылась в шатре. Следующий час орк провел в беспокойном блуждании по становищу, не отходя далеко от дома и прислушиваясь. Отвел, наконец, волка в стойла, смыл с лица и плеч пыль двух дней пути, но к реке не пошел. Шетани вышла еще раз, сама принесла ему еды, молча посидела рядом, пока Гром проглотил похлебку, почти не ощущая вкуса. Адский Крик успел десяток раз проклясть свой дозор, но с каждой отчаянно медленно тянущейся минутой все отчетливее понимал: ждать с рассвета он бы не выдержал. Жара давила на голову, так что когда, наконец, орк услышал детский плач, он ощутил только растерянность. Голоса в шатре стали громче, шаман отдавал резкие и короткие команды. Дрогнул полог и на улицу вышла одна из повитух, оглядываясь по сторонам, пока не увидела Грома.
- У тебя сын, Вождь, - орчиха улыбалась.
Гром мигнул – никак не получалось уместить эту мысль в голове – а потом рассмеялся и шагнул к шатру.
- Еще нельзя, - повитуха перегородила ему дорогу, и ее улыбка угасла.
- Что-то не так? – сзади подошла Шетани.
- У нее кровотечение, - женщина опустила глаза. – Мы делаем, что нужно.
- Кровотечение? – растерянно переспросил Гром. Слово ассоциировалось у него только с ранами от оружия. – Это опасно?
Повитуха подняла взгляд, и Адский Крик отчетливо прочитал в нем «как ты думаешь?».
- Мне надо идти, - орчиха отступила назад. – Там нужна помощь.
- Стой! – Гром шагнул за повитухой, но Шетани схватила его за плечо, и женщина скрылась в шатре.
Адский Крик резко повернулся к свояченице.
- Дай лекарям работать спокойно, - сказала она. – Так будет лучше для Голки.
- Лучше? – орк чувствовал, как его затапливает душная ярость. От минутной светлой радости не осталось и следа, все разом как будто стало еще хуже и чернее. – Она мучилась все эти месяцы, а теперь умереть может! Если с ней что-то случится – клянусь, я придушу этого ребенка!
Шеатни отшатнулась от него – почти с отвращением. А потом с размаху ударила – хорошим своим ударом, каким сносила ограм головы – так, что клык Грома рассек ему губу и по подбородку потекла кровь.
- Если с ней что-то случится, - прорычала орчиха. – Этот ребенок – единственное, что у тебя останется от нее.
Она развернулась на каблуках и быстрым шагом ушла прочь. Гром тяжело отдышался, вытер кровь, оглянулся на шатер, подошел ближе и сел прямо на землю у порога. Адский Крик не испытал стыда от слов орчихи и не пожалел о том, что сказал сам. Он радовался, когда Голка сказала, что у них будет ребенок. Тогда Грому нравилось думать, что они зачали его после крупной стычки с ограми в середине зимы, которую Песнь Войны выиграла. Победы достались им не так часто, особенно серьезные. Орки отвоевали себе несколько месяцев спокойной жизни и закатили большой праздник. Они пировали, даже не смыв с себя кровь и грязь, среди ярких больших костров, под глухой бой барабанов в ранних сумерках. Гром не выпил даже кружки хмеля, но все равно чувствовал себя пьяным – так кипела после сражения кровь. Жену он утащил прямо из-за стола, когда орчиха, сама едва не дрожа от восторга, что-то рассказывала одному из командиров. Хвалилась подстрелянным ограми, наверно. Гром подхватил ее на руки и унес в шатер, не обращая внимания на все возмущенные возгласы. Повалился вместе с ней на шкуры, навис, рассматривая так, будто видел первый раз.
- Идиот, - вздохнула женщина. – Ну что ты делаешь?
- Ты такая красивая.
Эта была единственная его внятная мысль. Глядя на взбудораженную победой, пахнущую сражением, кровь и сталью Голку, Гром просто не мог думать ни о чем другом. Это должно было случиться именно тогда. И этот ребенок должен был стать продолжением их победы – их общей победы. От мысли, что из-за него Голка может умереть, во рту становилось горько.
Гром никогда не умел обращаться к предкам, не привык просить духов о чем-то. И сейчас мысли складывались только в беспомощное «защитите ее».
Защитите, потому, что мой топор сейчас бесполезен. Потому что с ней из этой степи уйдет солнце. Потому что она сильнее всех, она воин и заслужила другую смерть.
Орк не знал, сколько так просидел, кажется, даже задремал, а на улице успело стемнеть. Полог шевельнулся, и Адский Крик, встрепенувшись, поднял голову.
- Что? – спросил он у вышедшей повитухи.
- Она очень устала, - орчиха и сама выглядела вымотанной, но улыбалась. – Иди. Можно.
Гром одним рывком поднялся, замешкался на пороге, ступил осторожно, сначала заглянув в шатер. Там уже зажгли очаг, и по стенам метались угольные тени, резко пахло травами, спиртом и кровью. «Будто среди раненых после боя», - мельком подумал орк, за широкой спиной шамана пытаясь рассмотреть жену. Лекарь выпрямился и сам обернулся.
- Не торчи на пороге, сквозит же, - осуждающе произнес он.
Гром торопливо зашел, тщательно опустив за собой полог. Сделал еще шаг и, наконец, увидел Голку. В первый момент снова перепугался – женщина была смертельно бледной, с глубокими кругами под глазами. И только когда орчиха подняла на него взгляд, страх, что крепко засел у Адского Крика внутри, наконец его отпустил. Голка полулежала на их постели уже накрытая одеялом, и держала на руках похныкивающий сверток. Орк прошел вперед, плечом отодвинул шамана – тот не возразил – и осторожно опустился рядом с женщиной. Тронул орчиху за плечо, будто проверяя, в самом ли деле это она. Голка слабо улыбнулась ему бледными губами.
- Сразу зовите, если ей или ребенку станет плохо, - шаман закончил собирать свои инструменты. – И обязательно поешь сегодня. Я Шетани скажу, чтобы она проследила.
И, не дожидаясь ответа, шаман вышел, пропустив вперед себя помощницу с ворохом окровавленных тряпок. Гром на них даже не обернулся, продолжая разглядывать жену. Она стала будто тоньше, тверже, что-то в ней изменилось, и это делало ее немного чужой. Адскому Крику хотелось крепко прижать ее себе, но он будто боялся по-настоящему прикоснуться к женщине. Голка шевельнулась, подхватила орка за подбородок, заставляя его поднять голову. Гром взял ее за запястье, плохо понимая, чего она хочет.
- У тебя сын, Адский Крик, - проговорила женщина, глядя ему в глаза.
Гром опустил взгляд и будто очнулся. Он почти забыл о ребенке, думая только о том, что может потерять жену. Орк вспомнил слова Шетани и на этот раз они действительно обожгли его стыдом.
- Сын, - почти шепотом повторил он, протянув ладонь к сморщенному посапывающему младенцу, завернутому поверх пеленки в красно-белый флаг Песни Войны.
Голка вдруг едва не всхлипнула, уткнулась лбом ему в плечо, и это окончательно стряхнуло с орка оцепенение. Он сгреб ее, затаскивая себе на колени, поцеловал в висок, прижался губами за ухом, торопливо и жарко проговорив:
- Спасибо… Слышишь, женщина? Спасибо.
Она только негромко, ласково рассмеялась, крепче прижимая к себе сверток. Орчонок таких жестов не оценил – захныкал громче, а потом заплакал в голос, распахнув янтарные глаза.
- Тише… - Голка торопливо выпуталась из одеяла, чтобы дать ему грудь.
Гром и сам притих, крепче прижав к себе жену.
- А…имя? – спросил он. – Ты думала?
- Я всегда знала, как назову твоего сына, - с усмешкой отозвалась орчиха, ласково погладив чмокающего орчонка по щеке. – Гаррош.
- Сердце воина, - повторил Гром.
Голка кивнула, а потом тихо запела колыбельную. Адский Крик закрыл глаза, дыша ей в затылок. Слова песни сами всплывали в памяти: о ветре и перекати-поле, которое он гоняет по степи. О доме, куда каждый рано или поздно возвращается. Орк слушал и повторял про себя, пробуя на языке слова: «Гаррош. Сын Грома».


…а потом все равно все было плохо. Ребенок родился недоношенным и с самого начала много болел, рос слабым, неудивительно, что подхватил эту самую красную оспу. А Голке тяжелые роды серьезно подорвали здоровье, и Гром именно это считал причиной ее гибели в последующем сражении. И винил угадайте кого.
Но это все было потом.